Совершен постриг в Великую Схиму прихожанки Казанского кафедрального собора города Людиново
16 апреля, во вторник 6-ой неделе Великого Поста, за вечерним богослужением, по благословению епископа Козельского и Людиновского Никиты в Казанском кафедральном соборе города Людиново архимандритом Георгием (Евдачёвым), наместником Свято-Георгиевского монастыря города Мещевска, был совершён постриг в великую схиму монахини Серафимы (Сначёвой), человека, хорошо известного в течение десятилетий в церковной людиновской среде. В постриге матушка наречена Рахилью.
Биографический очерк
о схимонахине Рахили (Сначёвой),
в миру Антонине Михайловне, урождённой Ивочкиной.
Родилась матушка 21 сентября на Рождество Пресвятой Богородицы в 1932 г. в селе Немеричи Дятьковского района Брянской области. Была фактически старшей в пятидетной семье, если не считать первенца — младенца Анну, умершей вскоре после появления на свет. Война застала Тоню, так звали матушку в миру, восьмилетним ребёнком. К тому времени семья успела похоронить её сестрёнку Раю, скончавшейся от воспаления лёгких. Отец Ивочкин Михаил Егорович, отслужив в Красной Армии, вернулся в Немеричи. Работал председателем сельсовета, был членом ВКП (б). Как перспективного коммуниста, его перевели директором Дятьковского торга. На фоне всеобщей безграмотности он с его четырьмя классами образования выглядел вполне просвещённым человеком. Но супруга Ксения Максимовна, имея на руках четверых детей, упросила власть, чтобы мужа перевели назад в Немеричи. Михаил вернулся в село, организовал колхоз и его возглавил.
С первых дней войны он был призван на фронт. Как и весь его полк, оказался в окружении, попал в лагерь военнопленных. Оттуда бежал, добрался до родных мест, где вступил в Бытошевский партизанский отряд. Здесь он стал командиром 4-ой группы партизанского отряда, благо командирский опыт он приобрел ещё в действующей армии.
Отец погиб, когда его младшему сыну Николаю шёл третий месяц от роду. А спустя пять месяцев немцы расстреляли Ксению Максимовну как жену командира партизанской группы. Этому трагическому событию предшествовал угон жителей Немеричей, близлежащих сёл и деревень в Германию через Белоруссию. В колонне, погоняемой полицаями, плелось по глубокому снегу более трёх тысяч человек. Люди замерзали в пути, тех, кто выбивался из сил, заболевал, обременял матерей, замедляя ход колонны, пристреливали на глазах у всех. Весь этот ужас наблюдала Тоня Ивочкина, изо всех сил помогавшая матери тащить грудного Колю и двухлетнюю Валю. Их поддерживала в дороге пожилая односельчанка Дарья, через которую Бог спас Ивочкиных от германского плена. Благодаря знакомству Дарьи с полицаем Василием, ей и семье Ивочкиных удалось укрыться в подполье у Лучкиной Марии Михайловны Лучкиной. Та вначале отказывалась принять многодетную семью из-за грудного Коли – а ну как раскричится, тогда всем конец. Но мать сообразила перевязать младенцу ротик рушником, и это спасло дело.
Отстав от колонны, беглецы стали пробиваться в Немеричи, не приняв в расчёт, что это теперь оккупированная территория, патрулируемая немцами. Ксения Михайловна успела перед расстрелом переправить детей через добрых людей в надёжные руки. Но уцелевшее потомство Ивочкиных разлетелось по белу свету. Валюшка попала в Козельский детский дом, младший Коля жил у тёти Домны, а в возрасте 4-х лет она отдала его в Сельцовский детдом из-за вопиющей бедности. Толя, который был младше Тони на два года, подорвался на мине после освобождения Брянщины от немцев в 1943 г. Счастливей всех оказалась Тоня, хотя и она хлебнула лиха, живя у материной сестры Тани в с. Бутчино Куйбышевского района Калужской области, невдалеке от родимых Немеричей. Нрава тётушка была лютого, беспощадного, Тоня от обиды даже прозвала её про себя полицайкой. Племянницу не щадила, скинув на неё всё хозяйство, заставляла выполнять 12-летнего подростка тяжёлую работу, плохо кормила. Слава Богу, бабушка сызмальства учила Тоню вере, это и помогало устоять девчонке в жестоких испытаниях. Дома уроки делать не давали, домашнее задание выполняла на переменах. Пробежит глазами параграф – и всё запоминала с ходу. Завроно искренне ею восхищался: таких умниц встречать в жизни ему ещё не доводилось.
После окончания школы пошла Тоня в соседнюю Бытошу учиться швейному делу. Из всего большого набора на учёбу только трое оказались способными шить, чётко следуя чертежам. Среди них, как нетрудно догадаться, и Тоня Ивочкина.
Она проучилась на портниху год, ещё два года работала в швейном цехе, а когда его закрыли, подалась в Людиново на чугунно-литейный завод, где работал и будущий муж Иван Игнатьевич Сначёв, её односельчанин. Матушка с изрядной долей самоиронии недавно вспоминала: «Ох, и любила я петь, плясать, всё мне мечталось, что и жених у меня будет с гармошкой. Но Бог судил иначе: сколько ко мне парней сваталось, весёлых, лихих. А строгая тётка прониклась доверием только к скромному Ване. Вот за него сразу меня отдала, без раздумий. Человек он хоть и не охочий до плясок, но, как показала жизнь, не это главное. Добрый – добрее не встречала, благородный, великодушный. И умер тихо, спокойно, достойно. Я уж пятнадцать лет как вдова».
Иван Игнатьевич сердцем чувствовал: Антонина даром, что семейная женщина, а на первом месте у неё Бог. Это он принял с покорностью. Разве что ворчал иногда для пущей важности в воспитательных целях. Началась семейная жизнь, а перед Тоней дилемма: как быть в период церковных постов, когда предписано воздерживаться от телесных супружеских отношений? Видит сон. Во сне с Женщиной разговаривает как раз на волнующую тему, мол, ты напоминаешь мне о воздержании, но молодой супруг не понесёт такого испытания. Собеседница Тоне жёстко во сне возражает: от воздержания ещё никто не умер!
Антонина после того сновидения настроилась решительно на подвиг и набралась смелости сказать мужу, чтоб и близко к ней не походил во время поста. Тот, было, возмутился, а Тоня в слёзы. Иван бросился перед ней на колени: «Помилуй Бог, будь по-твоему, только чтоб не видеть твоих слёз, не обидеть тебя».
Иван Игнатьевич не возражал и тогда, когда жена сестру свою младшую из детского дома забирала. Помогал ей поднимать сиротку, учить, замуж выдавать, приданое справлять, хотя своих детей трое было. Муж Тоне только одно говорил: «Моё дело работать и деньги зарабатывать, а воспитание детей на тебе, ты за эту часть отвечаешь». Споров по разделению обязанностей между супругами не возникало. Когда Тоня разыскала младшего братишку, намеревались супруги и его в семью свою взять. Но в Сельцовском детском доме их отговорили от такого намерения, дескать, здесь к нему хорошо относятся, питание неплохое, условия проживания хорошие, зачем вашу многодетную семью обременять? Но главное, с братом связь наладилась, старшая сестра стала регулярно его навещать, возить в детдом на всех гостинцы. Они до сего дня поддерживают друг с другом тёплые родственные отношения.
Антонина Михайловна никогда не скрывала своих религиозных убеждений: ни в хрущёвскую оттепель, ни в годы глухого застоя, ни позже…Посвящая свою жизнь большой семье и Господу, она не стремилась делать карьеру. Трудилась на скромнейших должностях: нянечкой в детском саду, уборщицей в школе. Но. видимо, раздражала она своих сослуживцев-атеистов своей пламенной нескрываемой верой. Занедужила. Признали онкологию. Схимница Макария Тёмкинская, к которой она ездила 36 раз в течение трёх лет, как-то ей на это сказала, что болезнь эта духовного происхождения. Мария из Дятькова посоветовала начать ездить по монастырям. Но предупредила, что, если не венчана, причащать там её не будут. Антонина кинулась к Ване: «Ты хочешь, чтоб я была жива? Тогда идём венчаться!» Муж потом про себя ворчал: «Вот хитрая, и тут меня подловила!» Но венчаться всё же согласился.
Обрадованная Тоня направила свои стопы в Почаев. Три дня в молитве, причащается, на молебнах стоит, исцеления у Господа просит детей ради. А тут в храме женщина некая подошла к ней, и, чеканя каждое слово, сказала, как ей действовать, чтоб исцелиться: надо попасть на молебен в Псково-Печерский монастырь. Сказала и тут же исчезла, словно в воздухе растворилась.
Антонина приняла повеление как от Самой Царицы Небесной: прямо оттуда поехала поездом на Псковщину. Попала к ныне покойному архимандриту Андриану. Во время совершаемого им молебна привели какую-то высокопоставленную особу, с которой девять дюжих мужчин не могли справиться. Она давай вокруг всё крушить, схватила за грудки батюшку, грозилась его растерзать. Видя эту жуткую картину, стоявшая рядом Антонина молилась истово, внутренне вопия к Богу. И вдруг из утробы бесноватой раздался мужской голос: «Я у тебя давно живу, давно прописан, и паспорт у меня есть, и два рога-антенны». И тут наша Тоня поняла, что речь идёт о телевизоре (который она по приезде домой со страху в лес снесла, а приобретённый по недомыслию во второй раз современной марки телевизор без раздумий топором разрубила. Вот какой страх Божий имела! Сегодня даже не все православные поймут такой поступок). Потом бесноватая резко сникла и уже своим голосом: «Андриан, это не я!» повторила несколько раз. Батюшка понял, что стоявшая рядом Тоня за него сильно молилась и в благодарность так резко сжал ей руку, у той косточки захрустели. Тоня увидела голубой свет и почувствовала себя исцелённой от ракового заболевания.
С тех пор стала регулярно ездить по монастырям и посылать туда в виде пожертвований денежные переводы. Когда началось возрождение Оптиной Пустыни, перевезла туда всё добро из дому, и так увлеклась благотворительностью, что самой уже укрыться было нечем. Но её переполняло беспредельное чувство невыразимого счастья от того, что она может быть чем-то полезной насельникам великой святыни, а у мужа застревали в горле все слова упрёка в адрес жениной неуёмной попечительности. И вот сколько бы она ни раздавала добра, Господь никогда не оставлял её семью Своей милостью: всегда жили в достатке.
Сорок лет читала Псалтирь по усопшим – и никогда копейки себе не брала, все пожертвования передавала на храм. Иной раз физически тяжело приходилось, когда в городе несколько новопреставленных сразу. Бывало, у одних до двух ночи просидит, потом на такси едет на другой конец города – там до утра читает, а к 9-00 на работу. Когда Чернобыльская авария случилась, по несколько гробов в день привозили в город, о себе совсем приходилось забывать. Чернобыль проехался танком и по её семье: старший сын Николай оказался в числе ликвидаторов аварии, закрывших собой смертоносную для страны амбразуру. Разделил судьбу остальных ликвидаторов: ушёл из жизни. Мать с помощью Божией нашла в себе мужество достойно принять эту утрату, ставшую испытанием на пути к монашеству, о котором прикровенным образом давно пророчил ей настоятель Свирского монастыря, подчеркнув, что ждёт её постриг, и не один, в глубокой старости.
А перед этим много чего интересного и горького произошло в жизни матушки. Когда потребовались финансовые средства на строительство храма в Людинове, она в течение двух с половиной лет бегала по городу собирала по людям деньги. Чтобы её не заподозрили в корыстных устремлениях, дали тетрадь для записи пожертвований, специально заверенную в горисполкоме, как вспоминает матушка. Люди расписывались за внесённый вклад на Божье дело. После работы она добросовестно обегала по полторы пятиэтажки за вечер, имея при этом не только большую семью, но и огород, скотину. Поросят приходилось кормить чуть ли не в два часа ночи. Люди откликались – и это придавало бодрости, вливало новые силы.
Обладая красивым голосом, матушка тридцать лет пела на клиросе в церковном хоре. Особенно заслушивались, когда она исполняла «Херувимскую». Некоторые признавались ей, что пришли к Богу через её ангельское пение, услаждаясь им.
Несколько лет тому назад матушка впервые приехала в Свято-Георгиевский Мещовский монастырь. С его настоятелем отцом Георгием до этого знакома не была. Он, сидя в своей игуменской стасидии, внимательно наблюдал за незнакомкой. Потом зашёл в алтарь, пробыв там недолгое время, вышел оттуда и направился прямо к Сначёвой с неожиданной речью: «Матушка, я несу вам радостную весть: вы будете монахиней!» Тут Антонина вспомнила про давнее пророчество в обители преподобного Александра Свирского о будущем её постриге. Отец Георгий вызвал монастырскую швею схимонахиню Евфимию, благословил ей снять мерки с гостьи, и та задержалась в Мещовске на целых пять дней. А потом состоялся её долгожданный монашеский постриг с наречением имени Серафима, отец Георгий стал её духовным отцом.
Сегодня, когда совершился уже её схимнический постриг, матушка приняла его, практически освободившись от всех прежних дел ввиду глубокой старости: монахине Серафиме идёт 87-ой год. Но накрывшись молитвой, она оставила после себя в Церкви добрые посевы: внук иерей Алексий Сначёв достойно несёт служение в Казанском соборе города Людиново в качестве второго священника. Самое интересное во всей этой духовной преемственности, что отец Алексий по человеческому разумению никак не должен был оказаться в Людинове. Родился и вырос в Уфе в семье среднего сына матушки Владимира. Тот взял всё лучшее от отца и матери, став великим утешением для родителей. Большой учёный, профессор института геологии Уфимского научного центра Российской академии наук, доктор геолого-минералогических наук, зав. лабораторией «Рудных месторождений», заслуженный деятель науки. Отец троих сыновей, двое из которых тоже учёные, кандидаты наук. Когда пришло время Алексию выбирать профессию, он остановился на двух вузах, и никак не мог сделать между ними окончательный выбор. Мамина школа не прошла даром, и Владимир Иванович порекомендовал сыну обратиться за советом к схимнику. Поехали к прозорливой Любушке на Брянщину, а та оба вуза отвергла, предначертав Алёше духовный путь. Такого поворота событий не ожидала даже бабка-монахиня. Не поверив Любушке, она велела срочно ехать к отцу Илию. Тот слово в слово Любушкин вердикт повторил. Благословил иконой преподобного Иова Почаевского поступать в семинарию. Решили в Калужскую, поближе к бабушке-молитвеннице.
Владимир Иванович своё семейное боголюбие проявлял не раз и даже в виде крупных финансовых пожертвований. Однажды мать Серафима познакомилась на выставке-ярмарке с настоятелем храма Зачатия Иоанна Предтечи, что на Владимирщине, и стала собирать туда деньги на колокола. Всё своё потомство к доброму делу подключила, ни один в стороне не остался, в том числе и дочь Надежда, которая много лет работала заведующей складом образцово-показательного совхоза в Подмосковье, куда привозили иностранцев демонстрировать им достижения советского народного хозяйства.
Велик и до сего дня в семье авторитет матушки — женщины волевой, харизматичной. Хоть и одолевает телесная немощь, заметно оставляют силы, но дух могучий русский человеческую ветхость перекрывает с лихвой. Хочется верить, что даст Господь матушке за её великую преданность Ему молитву чистую, дерзновенную, огненную, быстро долетающую до Небес, и ум преображённый, что всем этим богатством неземным она поможет себе и всей веси Людиновской куда больше, чем во времена её деятельного служения Богу и ближним.
Р. S. Матушка имеет звания «Малолетний узник фашизма», «Ветеран труда», награждена несколькими памятными медалями. Её потомство — это семь внуков и одиннадцать правнуков, есть духовные чада. Жители города Людиново платят ей большой любовью, уважением за её устремлённость к Богу, охотно советуются с ней по духовным вопросам. Матушка – яркое самобытное воплощение старой доброй Руси с её историей и традициями. В летописи нашей Калужской митрополии такие люди, как она, значатся героями-подвижниками, связующим звеном между современностью и уходящей эпохой.
