Епископ Никита посетил село Нижние Прыски

30 июля епископ Козельский и Людиновский Никита посетил Преображенский храм села Нижние Прыски Козельского района чтобы поздравить с днем тезоименитства и днем рождения настоятеля храма митрофорного протоиерея Леонтия Никифорова.

Отец Леонтий, один из старейших клириков Козельской епархии, более пятидесяти лет является настоятелем Преображенского храма. Сегодня батюшке исполнилось 87 лет со дня рождения.

Митрофорный протоиерей Леонтий Никифоров,

Настоятель храма Преображения Господня в селе Нижние Прыски с 4 августа 1963 года.
31.07.1930 г. рождения.
24 апреля 1984 г. награжден орденом Преподобного Сергия Радонежского III степени.
5 апреля 1988 г. награжден митрой.
В 1999 г. награжден орденом Благоверного князя Даниила Московского III степени.
22 апреля 2005 г. удостоен права служения Божественной литургии с отверстыми Царскими вратами до Херувимской песни.
В 2009 г. на пятидесятилетие иерейского служения владыкой Климентом награжден орденом Преподобного Серафима Саровского III степени.
5 апреля 2011 г. присвоена высшая церковная награда служение Божественной литургии с отверстыми Царскими вратами по молитву «Отче наш».

Протоиерей Леонтий Яковлевич Никифоров — выходец из коренного крестьянского рода Никифоровых, живших в большой уральской деревне Чусовая, недалеко от Екатеринбурга.

В конце XIX столетия, когда неурожаи и голод разорили многие крестьянские дворы, Максим Васильевич (дед о. Леонтия) решил двинуться всей своей большой семьёй в дальний путь, не больше, не меньше, как в Среднюю Азию, где поселился его друг, приславший письмо с восторженным описанием выгод жизни на новом месте. Ехали обозом на лошадях, не торопясь. Путешествие длилось три года. Наконец, обосновались на жительство в Фергане, что по узбекски означало «жемчужина». Действительно, город оказался сокровищем для работящей семьи. Максим Васильевич устроился сторожем на кладбище, сумел купить дом, в котором его жена Пульхерия Ивановна растила своих детей и во всём помогала мужу. Из 19ти родившихся детей в живых осталось шестеро: Петр, Яков, Иван, Михаил, Александр и Валентина. Отец нашего батюшки был вторым сыном, и когда семья приехала в Фергану, ему было 9 лет.

Старший сын проявил незаурядные способности к рисованию, хорошо учился, и родители отпустили его в Петербург в Училище технического рисования барона Штиглица. Второй сын Яков остался за старшего и стал главным помощником родителей, поэтому с учебой ему не повезло: окончив церковно-приходское училище, он проучился лишь год в гимназии и вынужден был оставить учение навсегда. К этому времени его отец купил участок земли и начал копать колодец.

Кто жил в Средней Азии тот знает, что колодец раньше определял степень зажиточности хозяина, который мог развести сад, держать скот, растить овощи. Об этом и мечтал Максим Васильевич, приступая к рытью колодца в каменистой горной породе. Правда, этот колодец едва не стоил ему жизни: уже в самом конце работы, когда он подавал из 12-метровой ямы ведро с грунтом, упал камень сверху и ранил его в голову. Облитого кровью отца сыновья вытащили наверх. Волею Божией, рана зажила, и он ещё много лет радовался и работал в созданном им саду. Среди фруктовых деревьев стояли ульи с пчёлами. Продавали мед, ягоды. Особенно славилась в Фергане никифоровская малина, которую продавали возами. Завелись в хозяйстве свои лошади, скот, куры.

Вся работа в саду в основном лежала на плечах Якова. Он был заботлив и внимателен к каждому растению. Не даром за ним укрепилось прозвище «яблоневый чудотворец». Но недолго благоденствовал дом Никифоровых. Наступил Октябрьский переворот. Революция докатилась и до их мест. Активным ее участником стал Иван, младший брат Якова. Боевым комиссаром, с шашкой, носился он с отрядами красноармейцев в погоне за басмачами. Александр уехал на Дальний Восток, Михаил и Валентина работали в городе. Вернулся в Фергану Петр, ставший учителем черчения и рисования. Вернулся не один, а с красавицей женой и мальчиком сыном ее покойного первого мужа, но поселились они уже отдельно. Вышла замуж и ушла из дома Валентина.

В доме остались старики родители и Яков. Время великих потрясений и перемен побудило и его оставить родной дом и уехать на Урал, где жили родственники родителей. Поселился он в селе Полунине, где все жители были тоже Никифоровы. Молодой человек некоторое время проработал учителем в начальной школе. Доверчивый и мягкий по натуре, он не отказывал никому в помощи, и получил прозвище «приветный мякиш». Его нетрудно было увлечь новыми идеями коллективизации, лозунгами всеобщего равенства и братства. Может быть, он и стал бы каким-нибудь партийным колхозным деятелем, если бы не соединил Господь его с женщиной, которая помогла ему вернуться к православной вере и избежать служения безбожникам. Анна Петровна (в девичестве тоже Никифорова), мать нашего Батюшки, родилась в 1888 году. С мужем они были одногодки. Оставшись в детстве круглой сиротой, она попала в семью к дяде, который взял ее как работницу. 10 летней девочкой вытаскивала она на берег лодки, носила воду, готовила еду, на ее попечении были и дети. Дядя считал, что девочке незачем учиться ее дело работать в доме. Беспросветность жизни, непосильный труд доводили девочку до отчаянья. Спасеньем была ее горячая вера в Бога и в Его милосердие. У нее был образ Николая чудотворца, ему она молилась, у него искала защиты и душевного успокоения. Все больше мысль ее останавливалась на монашестве: уйти в монастырь, где никто не найдет и не тронет. В 20 лет она осуществила свою мечту, убежала тайно в расположенный недалеко Покровский женский монастырь. Посмотрев на физически развитую сильную девушку, игуменья послала ее на работу в конюшню. Тяжелый труд конюха не пугал Анну. Она одна переворачивала телегу с навозом в поле, запрягала лошадь, пахала, но поставленная над нею монахиня часто доводила ее до слез придирками, обидами, даже побоями. По своему смирению она не жаловалась, но однажды игуменья, открыв дверь, увидела, как месившая тесто монахиня, бросив квашню, измазанной рукой вцепилась в волосы работницы. Тут же мать Мелетия отстранила монахиню от руководства и перевела Анну под начало другой спокойной и справедливой женщины. Теперь любимый конь Уралко редко слышал около себя всхлипывания девушки, но по прежнему он любил класть ей голову на плечо в знак любви и доверия.

Так бы Анна и осталась в монастыре, приняв постриг. Но впереди ее ждали препятствия и новые испытания, из которых, по ее глубокому убеждению, выводил и спасал святитель Николай Мирликийский. С образком его она не расставалась, пред ним горячо молилась. После революции их монастырь не избежал жестокой участи большинства обителей. Врывались в его стены то бандиты, то части Красной Армии. И те, и другие глумились и издевались над монахинями. Игуменья, собрав свою общину, предложила разойтись по домам родных тем, у кого они есть. Так Анна оказалась в Полунине, но поселилась на этот раз она у теток, помогая им в хозяйстве, надеясь, что скоро сможет вернуться в монастырь. Шли годы, но о возрождении монастыря нечего было и думать. Началась коллективизация. Вся одичавшая, привыкшая к безделью, не умеющая работать и ценить плоды труда голытьба ринулась в первые ряды складывавшегося коллективного хозяйства. Уже под окнами Анны кричала одна из таких активисток : «Скоро я всю твою одежу носить буду». Вот в этой обстановке и просватали ее за Яшу-мякиша». В маленькой церкви их обвенчал старый священник, и по энергичному настоянию супруги молодожены тотчас уехали к родным Якова в город Скобелев, как стала называться Фергана.

Шел 1928 год. Прокладывался знаменитая Турксиб-Туркестано-Сибирская железнодорожная магистраль, проходящая через их места. Яков и Анна поступили на стройку рабочими и поселились в родительском доме. В 1930 году, 30 июля Бог дал сорокадвухлетним родителям их первенца сильного крепкого мальчика. Во время родов матери явился святитель Николай Угодник, ободрил ее, облегчив страдания, и благословил будущего младенца. Крестили мальчика на 40-й день. Первоначально хотели его назвать редким именем Ор, но дед был против. Тогда решили назвать именем ближайшего ко дню рождения святого. Им оказался Леонтий Кариховский, новгородский праведник, чья память отмечается 31 июля. Восприемниками были друг отца Гавриил Романович и жена дяди Петра Анастасия Игнатьевна.

Через три года маленький Леня так тяжело заболел, что стал на глазах таять, как свечка. Дни и ночи в слезах молила мать святителя Николая Чудотворца исцелить ее сына. Пришел доктор, прописал лекарство, велел жечь кусочки сахара над стаканом с горящей водкой. Сахар таял и капал в стакан. Этим питьем стали поить ребенка, и здоровье его пошло на поправку. «Но, сказал доктор Колосовский, надо менять климат. Мальчику здесь не выздороветь.» Послушавшись совета врача, родители уехали с мальчиком в большое узбекское село Шахимардан, расположенное в 50 км от Ферганы. Со слезами прощались дед и бабушка с маленьким внуком. В том же 1933 году они скончались один за другим. Знаменательно, что Зх летний Леня, не знавший об этом, увидел во сне бабушку, плачущую у могилы деда.

Шахимардан расположен в горах. Тишину и красоту этих мест весной нарушал сельмутные потоки, стремительно несущиеся во время таянья снегов с гор, все сметая на своем пути. Для борьбы с ним было организовано специальное учреждение горно-селевая партия, занимавшаяся насаждением деревьев террасами, устройством специальных кирпичных дамб. Возле них образовывались искусственные озера из задержанной воды. В этих местах был открыт туберкулезный санаторий. Анна Петровна устроилась работать на кухню санатория, а Яков Максимович на селевой станции. Получили они и земельный надел сеяли свою пшеницу. Свежий горный воздух и хорошее питание вернули мальчику здоровье. Мать воспитывала его в вере и страхе Божием, отец подавал пример любви к ближнему и ко всему живому.

Шестилетним мальчиком Леня прибежал в узбекскую школу, расположенную в 2-х км от дома, и стал там учиться. Занятия велись на узбекском языке, на котором говорили все вокруг. Мальчик уже и раньше понимал отдельные слова, а теперь освоил язык настолько, что мог свободно изъясняться, читать и писать. Учительница гордилась им, но после окончания им 2 классов, со школой, как и с Шах-и Марданом пришлось расстаться, ввиду следующих обстоятельств: в семье Петра Максимовича, брата отца, незадолго до отъезда родителей Лени из Ферганы, произошло несчастье: покончил с собой их приемный сын. Своих детей Бог им не дал, и эта неожиданная потеря повергла Анастасию Игнатьевну в неутешное горе. Тетя Настюша, как звал ее Леня, была женщиной другого круга. Набожная католичка, полька по национальности, она приняла православие при венчании и стала преданной прихожанкой городской церкви, а потом и церковным старостой. Дядя в церковь не ходил, но жену провожал и встречал. Дома у них висели иконы. Незадолго до смерти сына закрыли церковь, в которой служила Анастасия Игнатьевна. Почувствовав невосполнимую душевную пустоту, Анастасия Игнатьевна обратилась с просьбой к родителям Лени отдать ей на временное житье ее крестника. Взяв к себе Леню, она снова обрела покой, окружив мальчика заботой и попечением. С ним говорила она о святых отцах, читала ему Евангелие, вместе с ним молилась перед иконой Спасителя. Перед началом войны родители Лени вернулись в Фергану, устроились при школе: отец сторожем, мать уборщицей. К тому времени дом и сад деда ликвидировали, вырубили сливы, груши, а землю распахали и засеяли хлопком. Жить было негде. Им отвели помещение бывшего свинарника с цементным полом, по соседству с продовольственным складом. Леня вернулся жить к родителям.

Началась Великая Отечественная Война. Якова Максимовича мобилизовали на строительство канала, но скоро он вернулся и стал сторожем склада продовольствия, расположенного рядом с домом. Тяжелый труд на строительстве канала, холодное помещение, где они жили, голод, подорвали здоровье отца. Весной он слег и больше не встал. Умер он фактически от голода, и это в то время, когда в руках у него были ключи от продовольственного склада, который он сторожил. Таковы были нравственная крепость и страх Божий в сердце этого тихого скромного человека.

После смерти мужа Анна Петровна часто стала ходить на кладбище на его могилу и в часовенку, где велось богослужение. Леня ходил вместе с матерью. Летом они стояли внутри церкви, а зимой возле нее на улице. Мальчик вскоре выучил церковные песнопения, с удовольствием подпевал, ему все больше нравился молитвенный настрой церковных служб. Видно и вправду Николай Угодник был покровителем семьи, как считала мать, и доносил ее молитвы до престола Всевышнего: Леня с годами все серьезнее и ответственнее относился к посещению храма.

В 1943 году открыли православную церковь в помещении бывшей немецкой кирхи в Фергане. Торжественно, с крестным ходом было совершено перенесение священных предметов богослужения из кладбищенской часовни в новую церковь. Леня участвовал в крестном ходе. Регулярное посещение церкви мальчиком не осталось незамеченным. В 1944 году во время приезда в город архиерея на Леню впервые надели стихарь, и он прислуживал в алтаре, а в храме со счастливыми слезами на глазах стояла мать и, не отрываясь, смотрела на маленькую фигурку в облачении, а перед ее молитвенным взором рисовался взрослый сын-священник. С этого дня Леня стал служить в храме иподьяконом.

Он часто бывал в доме дяди Петра, где тетя Настюша горячо поддерживала духовные стремления мальчика, а дядя уговаривал его после школы идти в Университет и обещал материальную поддержку. «Если же пойдешь в духовную семинарию, помощи не жди!» говорил он, но мальчик твердо решил стать священником. Из-за церковных служб приходилось пропускать занятия в школе, и Леня перешел в вечернюю школу рабочей молодежи, а днем помогал матери, работал дворником, грузчиком, поливал улицы, но не пропускал ни одной службы в церкви. Жилось трудно. Однажды после обедни батюшка обратился к прихожанам: «Все вы знаете нашего Леню, ему сейчас нужно к школе купить учебники и все необходимое, а живут они с матерью в нужде. Давайте поможем ему.» И собрали сотни 2-3, так что к школе было куплено все необходимое. Но учился юноша уже с трудом, отставал по программе, не успевал догонять пропущенное. Положение ухудшилось, когда он устроился на ткацкую фабрику чесальщиком. Работа на фабрике, занятия в школе, службы в церкви, плохое питание и короткий сон, все это вызвало резкое переутомление организма. Грозно замелькали плохие отметки в его тетрадях. Удрученный всеми своими неудачами, Леонтий, выбрав время, уединился в комнате и встав на колени, долго молился, не останавливая льющихся слез, прося у Бога и Святителя Николая помощи в окончании школы. Эта уединенная молитва успокоила его. Он вышел из дома и у самых дверей встретил знакомых девочек, посоветовавших ему перейти в их школу. Тотчас Леня взял документы в школе и отнес их в другую, видя в этом промысел Божий. Какова же была его радость, когда его встретили здесь как старого знакомого. Учителя знали его деда, дядю, отца, и с первых же шагов все пошло по-другому. «И откуда память взялась?» вспоминает о. Леонтий. Он благополучно закончил 10-й класс.

В 1948 году в Фергану приехал о.Борис Холчев и стал служить городском храме. Отец Борис (1895-1971) окончил историко-филологический факультет Московского университета, был членом приходской общины Храма св. Николая Чудотворца в Кленниках в Москве. Был другом о. Сергия Мечева, который рукоположил его во дьякона, а затем и в иерея. Служение нес в этом же храме с 1928 по 1931 г, когда был арестован и сослан в концлагерь. Вернувшись, прожил три года в Орле, затем в 1938 г переехал в Рыбинск и жил в затворе до 1948 г, когда был вызван владыкой Гурием (Егоровым) для служения в Храм преп. Сергия Радонежского в Фергану. Личность нового священника (будущего архимандрита) произвела на Леонтия огромное впечатление. Он слушал проповеди, и беседы этого святого пастыря, бывал у него в доме. Запомнились его слова: «Мало молиться и поститься. Молитва, пост и подвиги, все должно быть пронизано, проникнуто любовью к людям. Надо любить людей. Надо беречь их, надо в каждом находить образ Божий.» Вскоре батюшка взял Леонтия с собой в поездку в Москву. Здесь Леня попытался поступить в Московскую духовную семинарию, но не прошел по конкурсу. Вернувшись домой, он узнал о происшедшем в его отсутствие землетрясении в Ашхабаде. Мысли о земной и загробной жизни, о случайностях, которые на самом деле происходили по промыслу Божьему, обратили юношу к тягостным мыслям. «Надо мужественно переносить все испытания», успокаивал его о. Борис, «С верой и надеждой уповать на Господа, и Господь Сын Божий поможет. Усердно молись Святителю Николаю, проси его помощи и тогда вера твоя будет спасительной». Сам о. Борис был духовным сыном оптинского старца Нектария. Он часто рассказывал юноше об Оптиной пустыни, где он много раз бывал, об ее святых старцах, строгой и тихой жизни в ней, красоте ее окрестностей. О.Борис жил с сестрами монашками, устроив в своей комнате домовую церковь. Он старался увлечь Леню монашеским служением, но юный иподьякон мечтал о приходе, где бы он мог служить Богу и иметь семью. Желание это поддерживала и его мать. Как-то на улице Леонтию встретился старый друг отца пчеловод-пасечник Григорий Григорьевич Николаев. Фамилия его раньше была иной, он был крещеный еврей, до революции очень богатый, имевший караваны верблюдов, дом с обширными угодьями. Любимым увлечением его тогда была охота на кабанов, но времена изменились, после революции он угодил в тюрьму, имущество его конфисковали. Из тюрьмы он сумел выкупиться, и вместо охоты занялся пчеловодством, кочевал в горах вдали от глаз начальства, и осенью собирал такую солидную дань с пчелок, что мог безбедно содержать семью и дать детям высшее образование. У него было 40 пчелиных семей, дававших 2,5 тонны меда. Ему нужен был помощник, и он стал уговаривать Леонтия отправиться с ним в длительную поездку по пасекам, не давая юноше времени на раздумье, и тот согласился. Путешествие по горам с верующим и в то же время очень практичным человеком обогатило Леню знаниями и жизненным опытом. Он не только узнал жизнь пчел и научился с ними обращаться, но и многое перенял от своего наставника в практической деятельности и житейской мудрости. Однако, в своих духовных стремлениях он нисколько не переменился.

Осенью вернулся юноша в Фергану и сразу же пришел к отцу Борису. Тот встретил его холодно, но юноша так чистосердечно все ему рассказал, что тот простил ему долгое отсутствие, и Леня стал вновь усердно исполнять обязанности иподьякона. Мать в это время работала в горкоме КПСС и уборщицей, и дворником. Часто она слышала угрозы и замечания в адрес своего сына, единственного из молодежи регулярно бывавшего в церкви, но отмалчивалась в ответ.

В 1949 году ферганский военный комиссар вызвал Леонтия для направления в армию. «Ты позоришь нас» кричал он. «Один ты у нас такой религиозный, один ходишь в церковь. Кончай с этими предрассудками». И властной рукой военкома молодой призывник был послан в Новосибирское пехотное училище. Пехотная служба в Сибири должна была, по мнению начальства, усмирить строптивого солдата. Но опять были услышаны молитвы матери. Ровно через месяц приехавшая мандатная комиссия демобилизовала Леонтия Никифорова как единственного кормильца престарелой матери. Он вернулся домой и вместе с матерью первым делом пошел в храм принести Богу и Святителю Николаю Чудотворцу свои благодарственные молитвы. Снова Леонтий поступил на ткацкую фабрику и служил иподьяконом в церкви.

В одну из своих поездок по епархии в 1950 году епископ Ташкентский Гурий (Егоров) приехал в Фергану и служил литургию в местном храме. Епископ Гурий (Егоров, 1891-1965), впоследствии митрополит, окончил СПб Духовную академию. В 1915 г. пострижен в монахи, был казначеем Александро-Невской Лавры. С 1922 года архимандрит. Арестован и сослан в Туркмению на три года. С 1927 по 1934 снова лагерь (Беломорско-Балтийский). С 1934 г жил в Средней Азии. В 1945 наместник Троице-Сергиевской Лавры, а с 1946 Епископ Ташкентский и Среднеазиатский. Ему удалось многих ссыльных священников устроить на среднеазиатские приходы. После службы к нему подошел молодой иподьякон и спросил, не возьмет ли владыка его к себе на службу иподьяконом в архиерейский дом, где, он слышал, освободилось место. Поговорив с о.Борисом, владыка дал согласие и взял Леонтия к себе в Ташкент, положив ему жалованье 500 руб. на всем готовом. Эти деньги Леня мог теперь посылать матери, довольствуясь тем, что получал в архиерейском доме. Вскоре владыка отправил своего иподьякона в автошколу, и через несколько месяцев он уже сидел за рулем архиерейской машины. В 1952 году епископа Гурия перевели в другую епархию, а в Ташкент был назначен епископ Ермоген (Голубев). Новый архиерей был блестяще образованным человеком. Его отцом был доктор церковной истории, профессор Киевского университета и Духовной академии С. Т. Голубев. Алексей Степанович Голубев (епископ Ермоген) окончил юридический факультет университета и Московскую духовную академию. В 20 лет получил степень кандидата богословия и перешел вместе с ректором, архиепископом Феодором Поздеевским (буд. свмуч), ставшим настоятелем Московского св. Даниловского монастыря, в братию этой обители, приняв монашеский постриг. В 1919 иеродиакон, переведен в Киево-Печерскую Лавру. Сам Святейший Патриарх Тихон рукоположил его в 1921 г в иеромонахи. В 1923 г. возведен в сан архимандрита, арестован и сослан. В 1926 году возвратился, и избран настоятелем Киево-Печерской Лавры. На годы его наместничества приходится активный захват храмов обновленцами при поддержке властей, но молодому, энергичному и образованному наместнику удается сохранить в Лавре строгость и чистоту православной веры. В 1931 г арестован и осужден на 10 лет сталинских лагерей. По болезни освобожден раньше. В 1942 г. назначается настоятелем Самаркандского собора. Затем служил в Астрахани, а с 1953 архимандрит Ермоген становится архиепископом Ташкентским и Среднеазиатским. Так промыслом Божьим были посланы на жизненном пути Леонтия Никифорова три выдающихся служителя русской православной церкви: отец Борис, митрополит Гурий и архиепископ Ермоген три исповедника, три мученика, связанные с лучшими традициями культуры и православного богослужения. Они как бы вели и поднимали со ступени на ступень будущего священника.

Архиепископ Ермоген оценил своего нового иподьякона и стал брать его во все свои поездки, где он был и за шофера, и за повара, и за администратора. Владыка им очень дорожил и уговаривал стать монахом. Однако Леонтий мечтал о приходе и пастырской службе. Сподобился он быть с владыкой у патриарха Алексия I. В разговоре со Святейшим епископ посетовал, что иподьякон не хочет стать монахом. «Подождите год, сказал патриарх через год видно будет.»

Ровно через год епископ Ермоген вместе с Леонтием появились в летней резиденции патриарха под Одессой, прося окончательного благословения либо на монашество, либо на учебу в духовную семинарию, как хотел иподьякон. Патриарх потрепал молодого человека по плечу и, улыбнувшись, сказал: «Лучше пусть будет хороший священник, чем плохой монах». Эти слова и решили батюшкину судьбу. Через день они были с епископом в Саратове, и владыка попросил преподавателей Духовной семинарии оказать помощь в приеме Леонтия. Осенью он уже писал сочинение на вступительных экзаменах в семинарию на тему «Как я провел лето». С восторгом описывал он свое посещение патриарха, его напутствие, считая это главным событием своей жизни. Сочинение было оценено по высшему баллу, и все остальные экзамены были сданы тоже успешно.

Наконец-то мечта осуществилась, и Леонтий стал студентом семинарии, через 5 лет своей службы у архиерея. Все мытарства предшествующих лет, все трудности, тайные мысли и раздумья, все осталось позади. Постоянная радость царила в его душе, радость овладения духовными знаниями, радость от сознания правильного выбора пути, к которому он так стремился, радость участия в семинарском хоре, где он не только пел красивым тенором, но и учился дирижировать хором. Впоследствии он был регентом на правом клиросе. По натуре общительный и приветливый, он быстро сдружился с товарищами, особенно с Геннадием, (будущим митрополитом Волгоградским Германом). Учился он хорошо, учителей всех любил, и учеба его была счастьем и радостью.

Среди педагогов выделялся помощник по воспитательной части Н. В. Бойцов. Он был истинным другом любознательным и благочестивым студентам, строгим в вопросах веры и церковной дисциплины. Большой знаток церковной литературы и изобразительного искусства, он с интересом относился к фотографии, считая, что фотоснимок древнего собора способен заменить целую книгу с его описаниями. Под его влиянием отец Леонтий стал ходить в кружок фотографии и вскоре овладел этим искусством. Теперь с особым интересом ходил он по городу, любуясь его улицами и переулками, спускался к Волге, проходил по базару, который напоминал ему Среднюю Азию горами арбузов, дынь, обилием винограда, фруктов и овощей. Саратов интеллигентный город. На той же улице, где располагался двухэтажный семинарский особнячок, высился Университет с многоэтажными корпусами институтов, в городе работали прекрасные библиотеки, филармония, театры, знаменитый музей им. Радищева с его богатой картинной галереей. Вот только от шестидесяти церквей, когда-то украшавших город, осталось всего несколько храмов.

Хотелось Леонтию именно здесь найти себе невесту, а может быть и самому получить поблизости приход. К концу третьего курса он познакомился с молоденькой девушкой Тамарой Ивановной Зубовой. Она работала швеей на швейной фабрике и ходила петь в церковь, где ее звонкий голос от природы поставленное сопрано покорял всех прихожан. Она была коренной саратовкой. Встреча с Тамарой решила судьбу Леонтия. Познакомившись, они быстро подружились, особенно на почве церковного пения, которое оба горячо любили. Густая коса, большие серые глаза, невысокая плотная фигурка, одетая в скромное, но изящное платье, таков был облик девушки, которой в 1958 году сделал предложение молодой семинарист. Ему было 28 лет, ей 20. Предложение было принято. Молодые супруги поселились в маленькой комнатке 8 кв.м. вместе с матерью жены. Леонтий Яковлевич построил над соседней кладовкой антресоль 1,5 х 1,5 м и там устроил кабинет стол, стул и полка с книгами. В таких условиях прожили 2 года. Наступил последний год учебы, приближались два знаменательных события: рукоположение во священники и рожденье ребенка. Через неделю после рождения дочери молодой семинарист был возведен в иерейский сан. Это было в середине мая 1959 года.

Ташкентский архиепископ Ермоген ждал Леонтия к себе, но молодой человек смиренно предстал пред владыкой с просьбой отпустить его в Саратов, где у него была семья. Ермоген огорчился, но протестовать не стал. О. Леонтий вернулся в Саратов и получил приход в городе Энгельсе. Этот город находится на противоположном берегу Волги, и от Саратова до него теперь ездят по большому мосту на троллейбусе. Расстояние — 5км. До войны город Энгельс был столицей автономной республики немцев Поволжья. Немецкие колонисты жили здесь около двухсот лет и составляли значительную часть населения края. Почти сразу после объявления войны с Германией в 1941 году в 24 часа приказом правительства все немцы были выселены в Сибирь, Урал и Казахстан, где их ждал каторжный труд и условия жизни хуже, чем в лагерях. Больше половины их погибло, республика перестала существовать. В городе жило теперь уже другое население, многие здания были разрушены. Ко времени принятия батюшкой прихода православной церкви в городе не было. Службу стали отправлять в обычном доме, устроив на крыше крест. Поставили иконостас с царскими дверями, и начал батюшка свой нелегкий труд. Спасением была легковая машина, выделенная ему. На ней он мог приезжать в дома умирающих и больных, совершать требы, но автомобиль очень скоро отобрали. Трудно приходилось молодому священнику. Через 2 года произошло событие, намного скрасившее существование семьи Никифововых; матушка получила в наследство хороший деревянный дом с садом. Батюшка мог теперь заняться садоводством, Тамара Ивановна окончила курсы мастеров цветочного дела и стала делать искусственные цветы. Они имели большой спрос, можно было надеяться на хороший заработок. Но к несчастью заболела неизлечимой болезнью теща. Неожиданно архиерей вызвал о. Леонтия и сообщил о переводе его в город Аркадак на верхней Волге. Ехать на пустое место с женой и маленьким ребенком, не надеясь на жилье (духовенство тогда не прописывали), а главное бросать умирающую тещу, это было невозможно. Батюшка стал объяснять владыке свое положение, но тот настаивал на своем. «Не хочешь» в сердцах крикнул он, «подавай заявление об уходе за штат!» И молодой батюшка в 1961 г. написал заявление о выходе своем за штат. Семь месяцев работал он шофером и грузчиком на хлебозаводе. Развозил хлеб в магазины, а слезы день и ночь наворачивались на глаза. О своих переживаниях написал он в Ташкент владыке Ермогену. Он знал, что епископ выстроил в городе кафедральный собор, отделал его мрамором, но не знал, что еще в 1960 г. мгновенным распоряжением владыка был выслан «в отпуск» в Жировицкий монастырь. В 1962 он был назначен в Сибирь на Омскую архиерейскую кафедру. Приехав в Омск владыка тотчас послал вызов отцу Леонтию. Зная его золотые руки, он оформил его кладовщиком, послал ему 5 тыс. руб. подъемных, и теперь батюшка, похоронив тещу, мог выехать, правда, сначала один. Владыка обещал выхлопотать ему приход, а пока отец Леонтий служил архиерею и день и ночь: топил печи, готовил еду, возил архиепископа по делам, чистил и разгребал снег, подметал улицу возле дома. Архиепископ Ермоген просил уполномоченного по делам религии дать приход о. Леонтию, но тот упорствовал. Опять тянулось время. «Возьми-ка ты акафист Николаю Угоднику и молись», сказал владыка. Так и сделал батюшка, усугубив свои молитвы. И что же? На следующий день получил устное согласие на приход в село Воскресенское. Опытный в церковно-юридических делах, владыка Ермоген посоветовал оформить прописку заранее, пока он не вступил в сан священника. О. Леонтий по совету вл. Ермогена поехал в Калачинск, к которому относилось село, встретился с приходским советом, рассказал о своем положении, получил от него поддержку и прописался, не будучи еще священником, сразу на год. После этого явился к уполномоченному и попросил направление на приход. Тот, думая что батюшку все равно не пропишут, дал направление. Приехав снова в Калачинск, о, Леонтий явился в райисполком. «Вы сначала пропишитесь, если сумеете», с ехидной усмешкой сказал председатель. В ответ Батюшка вынул паспорт и показал годовую прописку. Тот только руками развел.

Приехал Батюшка в свое село Великим постом. С каким благоговением приступил он к церковному служению. Ему не верилось, что снова перед ним открыты царские алтарные врата. Почти два года ждал он этого часа! «Не беда, говорил батюшка, что здесь морозы по 40-50 град., не беда, что вода даже в колодцах соленая, главное началась истинно христианская жизнь, опять Святитель Николай вернул меня в лоно Матери-церкви! Прошли холодные великопостные недели, наступила весна, за ней лето. Вместе с Батюшкой жили уже и жена с Олечкой. Что-то их ждет впереди? Архиепископ Ермоген уже уехал из Омска в Калугу, назначенный на калужскую архиерейскую кафедру. В июле о. Леонтий получил от него лаконичную телеграмму: «В селе Нижние Прыски, возле Оптиной пустыни, пустует приход. Телеграфируй согласие.» С радостью о. Леонтий ответил согласием. Владыка Ермоген помог с переводом, и через месяц, в августе 1963 года о. Леонтий открывал железную дверь храма во имя Преображения Господня в Нижних Прысках. Думал ли он тогда, что отныне до глубокой старости будет он связан с этим храмом, этим селом, раскинувшимся возле церкви, со всей этой святой землей, покрытой немеркнущей славой оптинских Господних Светильников.

В бывшей церковно-приходской школе рядом с храмом помещался сельсовет.

Хмуро встретил приехавшего священника председатель. «Зачем приехал? Мы собираемся закрывать храм. Уезжай давай!» Напомним, что это были 60-е годы, когда повсеместно закрывались церкви. Но отец Леонтий был уже знаком с такими приемами и стал с помощью Божией и несколькими местными жителями налаживать церковную жизнь. Прежде всего надо было привести в порядок храм. Собрал батюшка прихожан, поговорил с ними. С горячим участием отнеслась к нему бывшая шамординская монахиня Евдокия. Хористки вымыли окна и стены, старенький А.Г.Архипов чинил оборудование.

Поселилась семья священника в холодной деревянной сторожке. Без света, без воды, с дымившей печкой. Доходов от храма не поступало, а платить налог было необходимо. К тому времени архиепископ Ермоген был уже выслан из Калуги. Знакомых не было, денег тоже. С какой надеждой молились батюшка с матушкой, припадая к святым иконам во время службы и дома. И вера их снова спасла. Удалось продать дом в Саратове и купить в Прысках.

Теперь они поселились возле церкви в крепком доме, выстроенном на месте сгоревшей церковно-приходской школы. Батюшка вырыл колодец. Вода для крещения и водосвятия была под рукой.

Отец Леонтий стал бережно, по крупицам собирать сведения об оптинских старцах, судьбах последних насельников. Он расспрашивал еще живых свидетелей, узнал места захоронения старца Амвросия и старца Нектария, по возможности стал заботиться о них. Усилиями о. Леонтия был насыпан холмик на могиле прп. Старца Амвросия (Гренкова) в Оптиной пустыни, и обнесена оградой могила прп. старца Нектария в Холмищах. Несколько раз приезжала Надежда Александровна Павлович. В те годы она хлопотала о сохранении Оптиной пустыни и взятии ее на государственную охрану. Отец Леонтий сделал ряд фотографий Оптиной пустыни, которые были приобщены к документальным материалам.

В 1971 году Оптина пустынь была взята на государственную охрану, и в ней началась реставрация. Работы велись медленно и с очень малыми силами, но все же на Введенском храме были поставлены купола, а затем водрузили на них кресты.

Нелегко было в эти годы и самому батюшке выдерживать неприязнь властей, придирки уполномоченного, не говоря уж о материальных трудностях. От сильного нервного потрясения и постоянных неладов с уполномоченным о. Леонтий заболел и потерял голос. Какое мужество и самообладание надо было иметь, чтобы не сорваться, не впасть в отчаянье, а продолжать службы. И как тут не сказать о его матушке, в тяжелую минуту вставшую рядом и помогавшую во всем во время богослужения. Постепенно, очень медленно, голос начал возвращаться, но здоровье было сильно подорвано. Приезжали паломники и духовные дети старцев, и о. Леонтий возил их к дорогим могилам, что было в то время очень небезопасно. О церкви в Прысках, ее настоятеле, его бескорыстном служении, глубокой вере и благочестии заговорили верующие в Москве и Ленинграде. Откликнулись друзья из Сибири, появились новые вкладчики москвичи и ленинградцы, приезжавшие взглянуть на Оптину пустынь, по дороге знакомившиеся с храмом в Прысках. В те годы существовал мостик через Жиздру как раз по дороге от церкви. Паломники шли пешком, только не звал монастырский колокол к обедне и всенощной, не плыл над рекой его густой аккорд, как раньше. Колокольня была срыта до фундамента. Но все так же несла свои воды Жиздра среди пойменных лугов и полей. Чем мог гордиться о. Леонтий, так это слаженным клиросным хором. Он и сам нередко пел вместе с ним, но душою хора стала Тамара Ивановна. Приглашенный регент года два занимался с певчими, и Тамара Ивановна освоила основы этого непростого искусства. Долго она не решалась взять на себя руководство, но духовный отец наставлял ее: «Богородица шепнет, когда надо будет». И действительно, с Ее благодатной помощью дело пошло, и почти четыре десятилетия матушка руководила клиросом, восхищая входящих красивым чистым своим голосом. Что бы ни делал о. Леонтий, чем бы ни занимался, тот час же все оставлял, если дело касалось его пастырского долга. И ночью, и днем проносился его мотоцикл, а позднее автомобиль, спеша по делам церкви. Не было отказа умирающим, больным, венчающимся и крестящимся. И никому не приходило в голову, что батюшка еле стоит на ногах от усталости, а порой и от голода. В 1988 году в Оптиной пустыни открылся монастырь. Сбылись надежды о. Леонтия, засияла святыня. И с какой радостью делился он всем, чем мог, с монастырем, помогая и советом, и делом. Он указал могилу преп. О. Нектария в с. Холмищи, куда он тайно возил духовных чад старца в 60-е годы. Когда святые мощи старца переносили в Оптину, о. Леонтий участвовал в этом великом событии. Участвовал он и в перенесении мощей св. Амвросия Оптинского. Теперь монастырь окреп, восстановлены храмы. Сотни зарубежных и отечественных паломников наполняют его двор. Открылась и Шамординская обитель. В последнее десятилетие XX века в самом Козельске возобновили богослужение ещё три храма. Многие жители теперь идут помолиться в эти места. Казалось бы такой отток богомольцев должен был бы огорчить настоятеля прысковского храма, но это только наполняет радостью сердце о.Леонтия, а лицо его светится счастьем. Он радуется воскресению церковной жизни, а о том, что храм небогат ни приходом, ни средствами он говорит как о Господней воле. Его энергичная натура нашла себя в хозяйственной деятельности. Храм сияет чистотой и особой домашней внутренней теплотой. По праздникам выстраиваются вокруг церкви машины, идут вереницы женщин в ярких платках. О Батюшке говорят с любовью и уважением. К нему едут венчаться, крестить детей, отпевать покойников.

Сейчас о. Леонтия окружает всеобщее уважение. Надо видеть, как по пути его в Козельск на маленькой «Оке», всегда на очень небольшой скорости, многие встречные кланяются поясным поклоном, автоинспекторы отдают на постах честь, в магазинах стараются повнимательнее обслужить, подходят люди к машине за благословением. Годы идут, батюшка уже не служит как раньше всенощные бдения, утрени и Божественные литургии. Теперь это совершает о. Симеон Худяков, внук батюшки, но о. Леонтий остается настоятелем храма, и как строг и ответствен он во время службы, как внимательно следит за хором. К нему за советом и духовной помощью тянутся со всех сторон верующие. Храм уже не беден, сияет золотом крестов и утвари. Ценит батюшку и архиерей, зная, что на таких сельских священниках стоит и крепнет православная русская вера.

Митрофорный протоиерей Леонтий Яковлевич Никифоров по-прежнему остается всего лишь сельским батюшкой, за полвека сроднившийся со своими прихожанами, помнящим всегда, что Господь поставил его стеречь и беречь малое стадо, и это питает в нем любовь, которая не иссякает.